— Вообще-то дерматин — это дешевый заменитель кожи! — давилась смехом я, чувствуя, что не скоро забуду эту шутку.

— По-о-оздно, — раздался коварный голос, отпуская меня. — Я все равно оби-и-иделся…

Я моргнула и тут же странная темнота развеялась. В комнате никого не было.

Это была иллюзия! Немного полежав, набравшись мужества и гнева, я сползла с кровати, швырнула подушку в стену, подошла к зеркалу, сжала кулаки и тут же, гневно сопя, вернулась обратно в класс.

Если школьники обычно радовались перемене, то в этом случае перемене моего настроения не обрадовался никто. Судя по глазам, тревожный звоночек уже прозвенел, как бы намекая, что перемена была явно для учителя!

— Слушать меня внимательно! — голосом главнокомандующего рыкнула я, глядя на притихшую банду. — Сейчас будем учиться бороться с возражениями! Человек не всегда готов купить у вас то, что вы предлагаете, иногда ему нужно подумать. Зачастую он уже наслушался о компании очень нелестных отзывов, поэтому будет вам возражать! Будьте готовы к тому, что с вами будут спорить и доказывать, что вы выбрали неправильные жизненный путь и ремесло… Даже родственники иногда против того, чем вы занимаетесь… Вот кем вы были раньше?

— Убийцей! Наемником! Банду возглавлял! Выбивал долги из должников! Грабил в подворотнях! Палачом! Тюремщиком! Похищал людей и требовал выкуп! — раздалось со всех сторон, намекая на то, что их родственники точно не будут против сетевого. Это будут первые родственники, которые всеми руками окажутся за, даже не зная, что такое сетевой. В моей жизни доходило до абсурда. «Проститутка? — переспрашивает престарелая тетка. — Фух, а я боялась, что в сетевой тебя занесло! Не пугай так!»

— Вопрос осуждения снимается с повестки! — радостно выдохнула я, но где-то в глубине души все равно оставалось сомнение, что очень скоро проще будет взять на себя пару трупов, чем признаться в том, на каком проценте и в какой компании сидишь. — Итак, ситуация: вы предложили, а человек отказался! Просто сказал: «Нет, спасибо!»

— Не будет брать — открутим глаз! — рявкнул боевым голосом одноглазый, Повязка на глазу намекала, что он уже имел дело с местным сетевым и о методах слегка наслышан.

— Привяжем! А потом… — потер ручищи бородатый мордоворот, зловеще улыбаясь щербатым ртом. — Нет, а что не так-то?

Два часа я объясняла принципы вежливого общения с клиентами, а потом не выдержала, схватила со столика канделябр и вооружилась им на манер дубинки. Результат появился раньше, чем я предполагала! И вот передо мной стояли два бугая, один из которых изображал упрямого клиента, а второй — вежливого продавца.

— Здрасьте! Меня зовут Мясник! Не соизволите ли вы, уважаемый Трупоед, — мялся вежливый бородатый продавец, перетянутый черными ремнями, искоса поглядывая в сторону приоткрытой двери, — посмотреть наши продукты… Уж больно они хороши!

Я утвердительно кивала в такт словам, пристально глядя на парочку, которой очень хотелось попасть в институт благородных девиц, исключительно с целью сделать девиц неблагородными. Если я Повторение — Мать Учения, то где-то в соседней комнате слышалось вкрадчивое и тихое мурлыканье Звездюля — Отца Любой Науки. Нет, ну хоть не мать-одиночка. И то хорошо.

— У нас есть… — мялся продавец, снова бросая взгляд на меня, а потом в шпаргалку. — Ентот… Как его… Бользам для морды…

— Катись ты со своим бользамом! — рыкнул покупатель, потирая щетинистый подборок. — Я пошел! Мне некогда! С дороги! У меня уже все есть! Засунь себе в задницу свой бользам!

— Сейчас я тебе покажу! — зловеще ответил Мясник, злобно прищуриваясь и сжимая кулаки. — Мало не покажется!

— Полегче! — предупредила я, потрясая уже погнутым канделябром в уставшей руке.

— Да я показать ему хотел! Наше мыло для задницы! Средство для интимной гиены! — огрызнулся Мясник, свирепо сопя, а потом снова глядя в шпаргалку. Я посмотрела на него очень сурово! — Простите, не буду задерживать! Всего хорошего! Шоп ты сдох, как собака на дороге!

Последние слова были сказаны так, что даже мне захотелось бы прибавить шагу, а потом перейти на резвый бег, пытаясь убраться подальше от «вежливого» продавца.

— А почему-у-у бы тебе не показа-а-ать приме-е-ер? — послышался голос позади меня, а на стол легла бумажка с ценами. Руководство опять взялось за старое, принимаясь руководить по моей талии! Где-то ржали и вылизывались все интимные гиены.

— Я с тобой не разговариваю! — процедила я, вспоминая жестокую иллюзию.

— Отли-и-ично! Молча-а-аливая и поко-о-орная! Прямо как я люблю-ю-ю! — сладенько мурлыкнули мне в ухо, прихватили его губами, заставив слегка вздрогнуть от приятного щекочущего ветерка чужого дыхания. — Молчи-и-и и покоря-я-яй!

— Я же сказала, что с тобой не разговариваю! — уже не таким уверенным голосом повторила я, сжимая покрепче канделябр, осиротевший на один подсвечник в процессе обучения. — Иллюзия — это мерзко!

— Весь ми-и-ир иллюзия, Цвето-о-очек, — снова прошептали мне, усмехаясь в тот момент, когда я слегка приподняла свою указку для нанесения тяжких телесных руководству. — Деньги — это иллюзия бога-а-атства… Охра-а-ана — иллюзия защи-и-иты… Дворец — иллюзия до-о-ома… Сочу-у-увствие — это иллю-ю-юзия понима-а-ания… Доброта-а-а — это иллюзия эгои-и-изма…

— А любовь? — усмехнулась я, опуская на стол свое воспитательное оружие.

— А любо-о-овь — это просто иллю-ю-юзия… — я почувствовала смешок в своих волосах. — И щито поде-е-елать? Та-а-ак мы бу-у-удем мириться?

— Я что-то не услышала волшебных слов! — подняла брови я, осторожно снимая чужую руку со своей талии. Ученики, которые репетировали и обсуждали все пройденное, его почему-то не смущали. — Где «прости, пожалуйста, я больше так не буду»?

— Я говорю мири-и-иться! — сладко мурлыкнул голос. — Причем мири-и-иться со мной приде-е-ется тебе… Просто смири-и-ись. Вот такой пердюмонокль!

Меня звонко поцеловали в ухо.

— Слышь, — раздался сиплый голос очередного продавца, который перегородил дорогу такому же внушительному и мускулистому клиенту. — Купи своей бабе! Она тебе тогда точно даст…

Я зыркнула на парочку, те поймали мой взгляд.

— …Мм… что-нибудь пожрать! Вкусненькое! Бабы любят, когда им на морды что-то намазывают! Бальзамы и прочие вонючки… Мм… — тут же исправились ребята, продолжая свой великосветский раут под присмотром канделябра.

Я молча взяла со стола прайс, пробежалась глазами, понимая, что цены у нас далеко не заоблачные… Я бы даже сказала, что доступные. Сначала я написала цену на три монеты больше, а потом зачеркнула ее и поставила реальную. Мы еще не открылись, но уже распродаемся!

— Мне нужно отлу-у-учиться, — достаточно громко произнес принц гадский, глядя на несчастных, заучивающих наизусть написанные мною фразы. — Ненадо-о-олго! Дела-а-а! Цвето-о-очек остается за ста-а-аршую! И са-а-амую краси-и-ивую!

С галерки донесся недовольный ропот, перерастающий в возмущенный рокот по залу. Кто-то смачно сплюнул на пол в знак протеста против рыжего матриархата.

— Мое реше-е-ение не оспа-а-аривается! — вздохнул Эврард, опустив ядовитые глаза и поглаживая пальцем изувеченный мною канделябр. — Я понима-а-аю, что вы расстро-о-оены…

Канделябр перекочевал в его руку. «Бабу? За старшую?» — бушевала банда, стуча кулаками по столу и топая ногами.

— Опеча-а-алены, — перебивая рокот возмущения, среди которого раздавалось: «И чтобы нами баба командовала? Да ни в жисть!» — Огорче-е-ены…

С той же самой галерки снова раздался плотоядный голос: «Цыц, ребята! Мы с ней быстро поладим!» — перекрываясь довольным ржанием, которому позавидовал бы табун лошадей.

Я даже моргнуть не успела, как тяжелый канделябр прицельно точным движением устремился через весь стол с ускорением, которое здесь сумеют рассчитать по формуле лишь через пару-тройку столетий.

Принц гадский спокойно отвернулся, изучая глазами черный, облезлый барельеф.

— Попа-а-ал? — осведомился Эврард, поднимая брови. Бух! Кто-то с галерки завопил и заревел. Послышались звук падающих стульев и вытье!